Наглотавшись вдоволь чёрной горечи,
Желчи накопившихся фантазий,
Я невольно запросила помощи-
Выбросить из сердца мерзкой мрази.

Где ж теперь безбрежное терпение,
Где любовь где сопереживание?
Я одна осталась в этом времени
Созерцать любить страдать в изгнании.

Я- изгой, я- бремя нестерпимое,
Я- хомут надетый злой рукою.
Мне б уйти да не хватает силушки,
Мне б сбежать да не хватает воли.

Что ж теперь поделать с этой памятью,
Где взять силы пережить последствия?
Хочется уйти без разрешения,
Захватив с собой свои страдания.

Я лишь руки развязать прошу тебя,
Отпустить навеки да без времени,
Перестать бояться, что не справишься,
К чёрту отослать мои сомнения.

Боль моя сама себе не ведома;
Пережить нет сил, послать, да некуда.
Девственная боль, такая чистая;
Как любовь - жестокая, но верная...

Добавлено (27.05.2007, 15:51)
---------------------------------------------
Горит свеча, горит свеча.
Но и она не горяча.
Огонь не греет нас с тобой-
Любовь остыла. Боже мой!
Как я тебя тогда любила.
Мечтала только о тебе
Про остальное я забыла
Дела мелькали в далеке.
О, Боже мой! Как я любила
Гори, гори моя свеча!
Сгорит в твоем огне моя печаль.
Сгорит любовь, сгорит тоска...
Я вновь одна, совсем одна.

Горит свеча, любовь забыта.
Моя душа опять разбита
Забыла я тебя, прощай.
Любить всегда не обещай...

Я вздрагивал. Я загорался и гас.
Я трясся. Я сделал сейчас предложенье,-
Но поздно, я сдрейфил, и вот мне - отказ.
Как жаль ее слез! Я святого блаженней.

Я вышел на площадь. Я мог быть сочтен
Вторично родившимся. Каждая малость
Жила и, не ставя меня ни во что,
B прощальном значеньи своем подымалась.

Плитняк раскалялся, и улицы лоб
Был смугл, и на небо глядел исподлобья
Булыжник, и ветер, как лодочник, греб
По лицам. И все это были подобья.

Но, как бы то ни было, я избегал
Их взглядов. Я не замечал их приветствий.
Я знать ничего не хотел из богатств.
Я вон вырывался, чтоб не разреветься.

Инстинкт прирожденный, старик-подхалим,
Был невыносим мне. Он крался бок о бок
И думал: "Ребячья зазноба. За ним,
К несчастью, придется присматривать в оба".

"Шагни, и еще раз",- твердил мне инстинкт,
И вел меня мудро, как старый схоластик,
Чрез девственный, непроходимый тростник
Нагретых деревьев, сирени и страсти.

"Научишься шагом, а после хоть в бег",-
Твердил он, и новое солнце с зенита
Смотрело, как сызнова учат ходьбе
Туземца планеты на новой планиде.

Одних это все ослепляло. Другим -
Той тьмою казалось, что глаз хоть выколи.
Копались цыплята в кустах георгин,
Сверчки и стрекозы, как часики, тикали.

Плыла черепица, и полдень смотрел,
Не смаргивая, на кровли. А в Марбурге
Кто, громко свища, мастерил самострел,
Кто молча готовился к Троицкой ярмарке.

Желтел, облака пожирая, песок.
Предгрозье играло бровями кустарника.
И небо спекалось, упав на кусок
Кровоостанавливающей арники.

В тот день всю тебя, от гребенок до ног,
Как трагик в провинции драму Шекспирову,
Носил я с собою и знал назубок,
Шатался по городу и репетировал.

Когда я упал пред тобой, охватив
Туман этот, лед этот, эту поверхность
(Как ты хороша!)- этот вихрь духоты -
О чем ты? Опомнись! Пропало. Отвергнут.
<...>
Тут жил Мартин Лютер. Там - братья Гримм.
Когтистые крыши. Деревья. Надгробья.
И все это помнит и тянется к ним.
Все - живо. И все это тоже - подобья.

Нет, я не пойду туда завтра. Отказ -
Полнее прощанья. Bсе ясно. Мы квиты.
Да и оторвусь ли от газа, от касс,-
Что будет со мною, старинные плиты?

Чего же я трушу? Bедь я, как грамматику,
Бессонницу знаю. Стрясется - спасут.
Рассудок? Но он - как луна для лунатика.
Мы в дружбе, но я не его сосуд.

Ведь ночи играть садятся в шахматы
Со мной на лунном паркетном полу,
Акацией пахнет, и окна распахнуты,
И страсть, как свидетель, седеет в углу.

И тополь - король. Я играю с бессонницей.
И ферзь - соловей. Я тянусь к соловью.
И ночь побеждает, фигуры сторонятся,
Я белое утро в лицо узнаю.

Нарисовали икону, и под дождём забыли
Очи святой Мадонны струи воды размыли
Краска слезой струилась- то небеса рыдали
Люди под кровом укрылись, люди о том не знали
А небеса сердились, а небеса ругались
Бурею разразились
овцы толпой сбивались
Молнии в окна били, ветры срывали крыши
Псы под дверями выли, метались в амбарах мыши
Жались к подолам дети, а старики крестились,
Падали на колени, на образа молились...

Солнышко утром встало, люди из дома вышли
Тявкали псы устало, правили люди крыши
А в стороне, у порога, клочья холста лежали
Люди забыли Бога, люди плечами жали...

Отринуть всё, и посмотреть наверх-
Там птицы голосят из поднебесья,
И хочется свободным быть,как стерх-
Мешают клетки золотой решётки- плетья.

Мы все- рабы, и шага нет назад,
Рабы вещей, проклятий, ситуаций.
Хотели в рай, но всё ж попали в ад,
И нет ни сил, ни мочи выбираться.

Отбросив с глаз смиренья поволоку,
Увидеть небо, захотеть взлететь...
Вот только в этом слишком мало толку-
Кто жить не хочет, - вряд ли сможет петь.

Мы все- толпа, но каждый одинокий,
Здесь одинок младенец и старик.
И чувсвуешь- безжалостен к нам мир жестокий,
И сам безжалостным становишься на миг...

И всяк жесток, хоть корчит добродетель,
И заставляет жить нас по другим законам.
Но вот нужны ли нам законы эти?
"Служить бы рад!"- но вот ходить с поклоном?!

***
По-осеннему кнычет сова
Над раздольем дорожной рани.
Облетает моя голова,
Куст волос золотистый вянет.

Полевое, степное "ку-гу",
Здравствуй мать, голубая осина!
Скоро месяц, купаясь в снегу,
Сядет в редкие кудри сына.

Скоро мне без листвы холодеть,
Звоном звёзд насыпая уши,
Без меня будут юноши петь,
Не меня будут старцы слушать.

Новый с поля придёт поэт,
В новом лес огласится свисте,
По-осеннему сыплет ветер,
По-осеннему шепчут листья.

Добавлено (02.06.2007, 08:32)
---------------------------------------------
Просто порой и мужику тоже бывает невыносимо больно, как и женщине.

Песнь о собаке

Утром, во ржаном закуте,
Где златятся рогожи в ряд
Семерых ощенила сука
Рыжих, семерых щенят

До вечера она их ласкала,
Причёсывая языком
И струился снежог подталый
Под тёплым её животом

А вечером, когда куры
Обсиживают шесток
Вышел хозяин хмурый,
Семерых всех поклал в мешок...

По сугробам она бежала
Поспевая за ним бежать,
И так тихо- тихо дрожала
Воды незамёршей гладь

А когда чуть плелась обратно,
Слизывая пот с боков
Показался ей месяц над хатой
Одним из её щенков

В синюю высь звонко
Глядела она, скуля
А месяц скользил тонкий
И скрылся за холм в полях

И глухо, как от подачки,
Когда бросят ей камень в смех
Покатились глаза собачьи
Золотыми звёздами в снег...